Владимир Осипович Богомолов

Армия, война, офицерство — это десять лет моей жизни, за эти годы я побывал в семи частях и соединениях, в четырех стрелковых полках и в трех бригадах: воздушно-десантной, механизиро­ванной и горно-стрелковой^[1]

Я <…> с 1943 года занимался разведкой, и не только войсковой. Если бы не эти обстоятельства, я наверняка не смог бы написать подобный роман^[2].

Вообще-то, не был я ни в НКВД, ни в „СМЕРШ“, и Пташук это знает. Он знает, что я окончил войну командиром разведроты стрелковой дивизии, а затем служил на Дальнем Востоке и в Германии в системе Главного разведывательного управления Генштаба^[3]. Мы с ним десятки часов беседовали за столом, над которым сыном укреплены именные наградные знаки с аббревиатурой ГРУ, с неизменной эмблемой — изображением летучей мыши — и неизменным ведомственным слоганом: „Величие Родины — в ваших славных делах“^[4] Пташук интересовался этими знаками, и я ему пояснял^[5]. — говорил Владимир Богомолов в одном из интервью в 2000 г., комментируя съемки фильма «В августе 44-го»

В редком и коротком интервью изданию «МК-Бульвар», с трудом полученном журналистами, Владимир Осипович Богомолов так говорит о себе: «В партии я никогда не состоял. Войсковая разведка - это совсем другое. Это подразделение, которое старается добыть оперативные данные, захватить «языка». Там можно даже быть судимым - у меня было несколько таких бойцов. Но я действительно прошел всю Белоруссию командиром взвода пешей разведки. У меня было 28 бойцов - 14 было убито...^[6] — Интервью Валентина Михайловича Дьяченко "Народному архиву" 22 июня 2000 года // Прил. к журналу "Михайловский замок" № 6 : Спец. выпуск : Уж год, как с нами его нет. - М., 2003. - С. 16-29 : портр., ил.

Во время войны происходят события фильма «Иваново детство». Сценарий М. Папавы и В. Богомолова сделан по рассказу «Иван», напечатанному в журнале «Знамя». Детали, подробности, атмосфера, характеры рассказа — все выдает в авторе участника событий. И действительно, автор — Владимир Богомолов — фронтовик, разведчик, инвалид Отечественной войны. Он писал о своих современниках под впечатлением военных событий, о том, что видел, пережил, передумал. В этом отношении рассказ его во многом автобиографичен, хотя Богомолов был тогда старше нашего героя.
Он пошел на фронт в 1943 году, двадцати лет. а Ивану всего двенадцать.^[7]

Леонид Рабичев: Богомолов? Ну, он же фантазёр!.. Мы познакомились в 1947 году. Тогда у него было две фамилии: Войтинский и Богомолец. Нас свел его близкий школьный друг Алексей Штейман, позднее известный художник-монументалист, женатый на Эрне Ларионовой, с которой был знаком я. Володя Войтинский-Богомолец ходил в литобъединение при журнале “Октябрь” и жил на Арбатской площади в доме, которого теперь нет. Там строили метро, было шумно, и он искал места, где писать. Я представил его своему знакомому профессору-американисту, и Володя жил две зимы у него на даче. Там он женился на своей первой жене Светлане Суворовой, которая родила сына Александра, почему-то отец позже переменил его имя на Иван. А с июня по сентябрь 1948 года я жил у себя на даче, а Володя жил у меня в квартире. В 1949 году он начал писать повесть “Иван” и все время расспрашивал меня про войну, а я ему рассказывал. Так что в его произведениях — моя война. Особенно — в “Августе сорок четвертого”. Там мой путь, путь моей армии. Я отдал ему для работы свыше ста моих личных писем, которые позже он мне вернул. Это уж потом он проехал по моему маршруту: Смоленск–Минск и так далее, чтобы все увидеть своими глазами. В чем его сила — в точности и систематике. Он много работал в архивах. Когда я пришел однажды к нему в гости, то был поражён: во всю стену от пола до потолка располагалась картотека на каждый день войны.
Ольга Кучкина: Что же означают эти фантазии?
Леонид Рабичев: Я не знаю. Я знаю только, что он придумал себе биографию. Командир отделения, помкомвзвода, ордена, медали — ничего этого не было. Он и в Союз писателей не вступал, поскольку надо было заполнять анкету. Есть воспоминания Бориса Васильева, как они вместе с Василем Быковым приходили в гости к Богомолову. Васильев пишет, что, когда заходила речь о войне, Богомолов молчал, улыбался и предлагал очень вкусные закуски. Не знаю, было это при второй жене или при третьей. Он любил женщин и пользовался у них успехом. Васильев считал, что он молчал, потому что у него была слишком тяжелая война. — «Нева», 2006, №1^[8]

Сначала об ошибках допущенных мной в ходе неожиданной получасовой беседы с Ольгой Кучкиной о бывшем моем друге Владимире Богомолове.

1. Перепутал годы, когда Володя жил у меня в квартире и на даче. Вместо 1954—1957 годов назвал 1948—1949 годы.
   
2. Перепутал название улицы на которой Володя получил первую свою квартиру. Вместо Малой Грузинской по рассеянности назвал Большую Мещанскую. Никак не ожидал, что эти ошибки памяти вызовут со стороны поклонников писателя столько злобных инсинуации. Простите меня Ольга Кучкина за непроизвольную дезинформацию. Слишком много лет прошло.
   

И еще. Никогда ничего Володя не говорил мне ни о своей службе на Чукотке, ни о своей службе в армии, ни во время войны, ни после окончания войны, говорил о том, что был призван, но через месяц рассказал анекдот и попал в тюрьму. Это я запомнил. Познакомился я с ним в доме у Алексея Штеймана. Как это сочетается со справкой от 2 ноября 1949 года № 2/49 не понимаю. Если у него были боевые награды, почему он не носил их? После войны все носили. — По поводу статьи в Литературной газете от 20.04.2005, №16, «Момент истины Владимира Богомолова»^[9] (Материал с личного сайта Л. Н. Рабичева^[10])

 «Комсомольская правда» в двух публикациях О. Кучкиной, словно сенсацию, преподносит читателям такой факт – по метрикам у Владимира Богомолова фамилия была Войтинский. С этой фамилией он прожил почти треть своей жизни! Но почему-то не упоминается о том, что школьник Володя никогда не видел отца, который покинул семью. Позже он узнал, что отец, гордо носивший звучное в те годы библейско-кремлёвское имя Иосиф, был, к великому потрясению юноши, расстрелян по приказу своего знаменитого тёзки. И в 1953 году Владимир Войтинский принял фамилию матери – Богомолец. А в 1958 году он вошёл в нашу литературу с повестью «Иван» уже под фамилией Богомолов.

 Прочитавшие то, что до этого мной написано, понимают, что я знал Богомолова гораздо дольше, больше и ближе, чем Кучкина, множество раз с ним беседовал. О чем только ни говорили, но особенно много о войне — и его, и меня это больше всего интересовало. Войну Богомолов знал очень хорошо, основательно и дотошно — и ее ход, и ее драмы, и фронтовой быт.

 Это был человек невероятной чистоты. Он ушел на войну в 15 лет, прибавив себе два года, о чем, как рассказывал потом, имел возможность пожалеть, поскольку попадал в такие кровавые переделки... Тем не менее прошел войну с Германией, потом ему пришлось повоевать с Японией, служил какое-то время на Камчатке. Он хорошо узнал Россию. Был человеком высокой культуры, хотя не имел специального образования. Просто он не уставал заниматься самообразованием. У него всегда на письменном столе можно было увидеть гору книг. К слову относился так же тщательно, как солдат, отправляющийся в разведку, к своему оружию и снаряжению. Главное - чтобы не подвело, не дало осечку. И был он сильным и храбрым до конца. Вот примечательный случай. Лет десять назад, когда он уже был в летах, на него в подъезде напали бандиты. Он возвращался домой с кейсом, в котором лежала рукопись, - они, наверное, думали, что там пачки денег. Он отбивался до потери сознания, но кейс не выпустил из рук. Потом ему на лицо наложили девять швов...
Я мало кого так уважаю, как Владимира Осиповича. Чувство восхищения им как прозаиком и человеком - это то, что испытывал и испытываю, глядя на него, а теперь вспоминая его. И еще одно свойство, безумно важное в характере этого человека. Он прожил немаленькую жизнь и всегда держался подальше от тусовок и иных соблазнов публичности. Никогда не был членом какой-либо партии, в том числе и КПСС, хотя надо знать советские порядки, чтобы представить, какое давление на него оказывалось, не был членом ни одного из творческих союзов, хотя его туда постоянно завлекали, не светился на презентациях и телевизионных ток-шоу. Он был настоящим отшельником, анахоретом... Это ведь и есть примета верности и преданности человека своему призванию и своей миссии. Это есть знак действительно неложной скромности. В отношении к нему никакие слова не покажутся слишком пафосными. Он своей праведной жизнью оплатил каждое написанное им слово.

 С читателями Богомолов встречался — в закрытом НИИ (и там рассказывал, что в войну был авиадесантником), и в ЦДЛ его видели — правда, не в ресторане, а в кинозале. И по гостям любил ходить, не такой он «анахорет».

 Вся страна бодро топала на перекур, а Богомолов упрямо и упорно твердил: надо хорошо, профессионально работать. Главное в жизни — профессионализм, честный, безупречный долг перед своим делом. В общем, это ведь и есть главная тема «В августе сорок четвертого», это и есть его «момент истины» — кто бы и как бы тебе не мешал, <...> тебе ничто не должно помешать профессионально и грамотно выполнить свою работу: поймать шпионов, прочистить трубы, написать роман, статью.

 В контрразведке он не служил никогда, хотя и принимал участие в одной из операций СМЕРШ.