Российская Федерация

Бывший Пик социализма, ныне — Вторая демократическая впадина. — ироничный прогноз на 2001 г.

Беда не в том, что СССР распался, — это было неизбежно. Огромная беда — и перепутаница на долгое будущее — в том, что распад автоматически произошёл по фальшивым ленинским границам, отхватывая от России целые русские области. В несколько дней мы потеряли 25 миллионов этнических русских, 18% от общего числа русских, — и российское правительство не нашло мужества хотя бы отметить это ужасное событие, колоссальное историческое поражение России, и заявить своё политическое несогласие с ним — хотя бы, чтоб оставить право каких-то же переговоров в будущем. Нет… В горячке августовской (1991) «победы» всё это было упущено. (И даже — национальным праздником России избран день, когда РСФСР возгласила свою «независимость» — и, значит, отделённость от тех 25 миллионов тоже…)

Всегда был и остаюсь холодным и сознательным сторонником либеральных экономических реформ. Это единственный путь России к миру, богатству и процветанию. Все остальные (известные мне) проекты суть либо возврат в нищету и несвободу, либо — длительное гниение в виде этакого Гаити величиной в одну седьмую суши да ещё с ядерной бомбой под задницей. — 23 июля 1998

Как много у нас в стране дремучих идиотов, НЕ ЖЕЛАЮЩИХ быть свободными, рвущихся под ярмо, в казармы, в окопы!.. И ведь все эти люди — прямые и радостные помощники надвигающего на нас тоталитаризма. 20-30% населения — это очень много. И очень опасно. — 12 апреля 1999

Тот, кто не желает иметь свободы выбора творческого пути, просто свободы выбирать область применения своих сил, тот, по-моему, достоин непочётного звания «идиот». К сожалению, таких людей очень много. Я не сказал бы, что это вина их, скорее — беда («пр-роклятое феодально-социалистическое воспитание»), но, объективно, все вместе они составляют тот самый «труп гниющего альбатроса», который висит на шее России тяжким грузом и тормозит сегодня переход к постиндустриальному обществу. — 12 мая 1999

Российский вулкан тихо булькает, <…> не появилась какая-то особенная посткоммунистическая формация, мы скорее наблюдаем запоздалую постцарскую икоту. Wulkan rosyjski cicho bulgoce, <…> nie wyłania się jakaś szczególna postkomunistyczna formacja, obserwujemy raczej późne czkawki pocarskie.

Моя супруга пишет кляузы в ООН —
Мол дайте кипяточку во второй микрорайон.
Раз мы таперича единая семья,
Знать все долла́ры поровну, на то мы и родня.

Фигня — мы для них, как комар на заднице!
Миллионы голодранцев с ядерною палицей,
И к тому же с нашей Думой, чисто всенародною,
Сколько денег не давай, нам сидеть голодными.

Почему двуглавый птах
Украшает наш пятак?
Это всё последствия
Атомного бедствия.^[1]

… выражение «сосущая пустота» существует в языке не просто так. Если пустота существует, она обязана сосать. <…>
Так что пустое место обязано сосать, а Россия сейчас — именно пустое место. Вот почему, кстати, свято место никогда не бывает пусто, а пустое — никогда не станет свято. У нас сейчас пустота на месте политиков, принципов, дум и их властителей, на месте военной и государственной концепции — потому что любая концепция приводит в России только к тому, что её противники массово и беззаконно истребляются, а созидание оставляется на потом. В результате мы живём в стране-вампире, этот вампир беспрерывно сосёт свои недра и этим живёт, и слышится над страной то самое причмокивание, которое ещё «Алексей К. Толстой» в «Упыре» назвал главным признаком вампиризма. Все разговаривают, вальсируют, едят мороженое — но при этом как бы слегка присасывают. Мне могут возразить, что слово «сосать» потому в России в такой моде, что явилось сюда в качестве кальки известного американизма — оппозиции rule и suck. Отсюда и мода на вампиров. Но обратите внимание: профессия шофёра, несмотря на всю модность понятия «рулить», культовой отнюдь не стала. А профессия вампира — стала. Потому что в России сегодня сосёт даже тот, кто рулит. Он сосёт свой руль.

В сегодняшней России <…> свобода в том, чтобы мыслить не в привычных терминах «лево — право», «восток — запад», «народ — власть», «консерваторы — либералы», «почвенники — космополиты», а в том, чтобы вообще сломать этот проект, при котором девяносто процентов населения никак не участвует в решении своей судьбы. Но чтобы ломать его на практике, сначала надо сломать его в головах.^[2]

В России нельзя не чувствовать себя заложником (думаю, впрочем, сегодня это распространяется на весь мир — поскольку черты деградации всех идей и паханизации всех групп в нём совершенно отчётливы; так кончаются цивилизации). Не успеешь высказать даже самую невинную мысль, как оказываешься солидарен с такими людьми, что впору отрекаться от собственного мнения.

Мы не можем не заметить того, что в России расправы с собственным народом циклически повторяются, ни одна другая страна такого бы не вынесла, мы можем себя с этим поздравить.^[3]

… урок и опыт <из деятельности Ленина> всего один, весьма актуальный: российская реальность отвратительна, сделать революцию очень хочется и не так уж трудно, но это решительно ни к чему не приведёт, кроме моря крови и нескольких десятилетий интеллектуального мегасрача. Заниматься надо не переворотами, а развитием самоуправления, горизонтальных сетей и образования. И в этом смысле Маркс нам не помощник, а вот у Джобса, кажется, начало получаться.

Выборов в прямом смысле этого слова в России вообще никогда не было. Выборами у нас называются технологические операции по декоративному обрамлению уже назначенного предельно узким кругом кандидата «демократическими» перьями.

У чиновников <…> отсутствует совесть <…>. Рождённый брать давать не может.
<…> наша власть напоминает кормилицу у колыбели с голодным младенцем, которая сосёт собственную грудь…

Политики, бизнесмены и журналисты кодируют народ. Стараются рассказывать по телевидению и в газетах только о негативе, о самых дрянных сторонах нашей жизни, пугают людей, даже, я бы сказал, стращают всяческими гнусностями, поскольку запуганным народом, живущим в стрессе и страхе, гораздо легче управлять. Ими легче манипулировать. Запуганных легче гнать голосовать к нужной урне. Запуганный — раб! Не Божий раб, а политический. Сделают сначала передачу о том, какие микробы живут под ногтями. Народ перепугается. А потом какой-нибудь кандидат в депутаты заявит: «Я избавлю вас от микробов под ногтями!» И рабы за ними побегут этакой стайкой «зомби».

У нашего государства сколько не воруй — всё равно своё назад не воротишь. <…>
Сколько ни обманывай наше государство, оно всё равно тебя обманет.

У нас политическая корректность развивается в том направлении, что воров и бандитов нельзя будет называть ворами и бандитами.^[4]

[Он], конечно, ненавидел советскую власть в большинстве её проявлений, но всё же ему было непонятно — стоило ли менять империю зла на банановую республику зла, которая импортирует бананы из Финляндии.

— Никакого либерализма в России нет и быть не может. Потому что при либерализме придётся всех в тюрьму сажать. В России есть либеральный дискурс. Это, если говорить по-научному, последовательность шумовых и визуальных эффектов, сопровождающих передачу созданной Гулагом стоимости в руки сами хорошо знаете кого. Набор особых мантр, который специально обученные люди начитывают по радио и телевизору для создания ментальной завесы.

… Китай, ставший бессознательным России, и Россия, которая до сих пор всё ещё является подсознанием самой себя.

Россия — очень богатое поле для альтернативной истории. Потому что никто в нашей стране, начиная от президента и кончая последним бомжем, не знает, что с ней будет. И для писателя это, безусловно, Эльдорадо. Это русская метафизика. Я много раз говорил: мы живём между прошлым и будущим. Мы не чувствуем настоящее, потому что мы либо вспоминаем, как было хорошо или, наоборот, как было плохо, либо гадаем на кофейной гуще о будущем.

… идея опричнины в современной России довольно ярко приживается. <…> В этом, собственно, и сила этой идеи, что параноик Иван Грозный сумел заразить ею российскую власть. <…> У неё, конечно, бывают латентные периоды и бывают обострения. Последние лет десять — период обострения. Но очень может быть, что до пика мы ещё не дошли.^[5]

Есть фантомные боли — это когда болит рука или нога, которых давно нет. Так вот Украина, Грузия и страны Прибалтики — это ампутированные части Российской Империи.
И когда они начинают болеть и чесаться, это Россию раздражает, она нервничает и делает такие поступки, которые вот сейчас почти поссорили её с западным миром.

корр.: Вы уже говорили про Россию, что это «тираннозавр с износившимися клыками».
— Тираннозавр, который уже не может стоять на ногах и лёг на брюхо. <…> У нас ведь государство — это живое существо всегда было. Как медведь. Сейчас медведь лежит в берлоге, и со стороны видно, что он вроде жив. Шкура поднимается и опускается. Он как бы дышит. Как бы! Потому что внутри он набит паразитами, а не живой плотью. Они там шевелятся, выжирая последнее. А мы всё ещё принимаем это движение за естественное дыхание.

— Мутации — это «Старые песни о главном». И заданное ими отношение к советскому «хорошему» времени. Если его как-то подкрасить, упаковать посовременнее, то получится довольно милый мирок. И очень многие на это ведутся. Ну а власти это очень выгодно. <…> Я бы назвал это мутацией непохороненности совка. Как если бы вот здесь, в этом кафе, лежал труп. И не положено было его выносить. Привыкли бы к запаху. Сжились. Даже сказали бы — а в этом что-то есть! Эта непохороненность и заставляет людей мутировать. Вот новое поколение молодых сталинистов народилось, абсолютно уверенных в том, что сталинизм — это прекрасно. Надышались трупных миазмов.
корр.: Вы сказали, что Великую Русскую стену между Западом и Россией сейчас никто не будет возводить. Но ведь виртуально она уже существует?
— Она за это путинское 12-летие, как я сказал, возведена в головах. Это два тезиса: у нас особый путь. И — нас окружают враги. Это даже не советские тезисы. Примерно то же самое говорил Александр III — у нас два союзника: флот и армия. Я много езжу, всё-таки переведён на 25 языков, и я с прискорбием замечаю, как начинают коситься на русских. Причём если в советское время косились с сочувствием, понимая, что это люди из «лагеря», то сейчас это уже такая брезгливость. Мол, какой-то ужас у них происходит, какая-то вечная страна негодяев. И это по сравнению с 90-ми, когда мир распахнулся нам навстречу, был такой интерес к русским. Нас ожидали. Казалось, мы развернёмся и двинемся по человеческому пути. Сейчас уже не ждут. Всё. Время потеряно.
<…> чем больше живу в нашей стране, тем больше верю в её прошлое. <…> про конец XIX века. <…> Люди были поприличнее. <…> И я читал дневники русских офицеров. Очень трогательные. С 14-го года по 20-й. Последняя страница — с веточкой акации. Одесса. Абсолютно другие люди. Этика другая, я уж не говорю о языке. Постсоветское государство вообще странно называть Россией. Там — это была Россия. А здесь — постсоветское государство, где живут постсоветские люди, говорящие на постсоветском языке.

Германия оказалась в лучшем положении, чем Россия, потому что ей весь мир помог вырыть большую могилу и всех нацистских чудовищ прошлого сбросить туда и закопать. А у нас их Ельцин отодвинул в угол и забросал опилками, мол, сгниют сами. Оказалось, что не сгнили, а ожили как зомби.

— Я представляю нашу страну в виде огромной, гигантской, нечеловеческой по размеру вши. Причём сильно замороженной, спящей в своём глубоком анабиозе. Размер её равен географическому размеру России: голова и рот, или, как там, педипальпы, находятся где-то у границы с Белоруссией, <…> а зад — в районе Сахалина, нависает над Тихим океаном. И эта гигантская вошь спит, она неподвижна. Она вообще редко просыпается, её пробуждение — подарок для всех нас. Мы живём на этом ледяном чудовище, ползаем по нему, пугаемся, восхищаемся его необычными формами и ждём его пробуждения. Ждём с нетерпением и ужасом. Иногда много десятилетий.
— <…> вот эта ваша ледяная вошь, она что, сосёт народную кровь?
— Она достаточно насосалась за двадцатый век.
— И теперь переваривает?
— Да, переваривает, медитирует, отдыхает. <…>
— Почему у вас такой отвратительный образ нашей страны?
— Оглянитесь на ХХ век. Десятки миллионов жертв. Невинных жертв, убитых монстром по имени СССР.
— Но мы живём в РФ.
— Да! Другие буквы, но генетика монстра осталась той же. <…> В основном…

— Вы знаете, где мы все живём, в какой стране, в каком государстве. Здесь всё — как бы. Как бы покой, как бы воля, как бы закон, как бы порядок, как бы царь, как бы бояре, как бы холопья, как бы дворяне, как бы церковь, как бы детский сад, как бы школа, как бы парламент, как бы суд, как бы больница, как бы мясо, как бы самолёт, как бы водка, как бы бизнес, <…> как бы дороги, как бы кладбища, как бы пенсия, как бы сыр, как бы мир, как бы война, как бы мать родна. <…> Настоящее у нас — только вот эта боеголовка. Только этот уран, только этот дейтерид лития. Это работает. Если и это станет как бы, тогда здесь не будет вообще ничего. Будет большое пустое место.